Хирург урологического отделения Алтайского краевого онкологического диспансера Мария Горданова.
Фото: Екатерина СЕВОСТЬЯНОВА
Даже самые опытные и авторитетные хирурги когда-то были молодыми специалистами. Маститыми и уважаемыми врачами их сделали не профессорские звания и ученые степени, а обнаженное чувство ответственности за человеческие жизни, безграничное терпение и сострадание к чужой боли.
Про хирурга урологического отделения Алтайского краевого онкологического диспансера Марию Горданову старшие коллеги с уважением говорят «молодая, но настоящая». А пациенты, завидев ее стройную фигурку в больничном коридоре после окончания смены, с улыбкой выпроваживают из отделения: «Мария Васильевна, идите уже! Вас так из дома выгонят!».
О своей непростой (как морально, так физически) профессии, Мария Горданова рассказала «Комсомолке» в канун профессионального праздника – Дня медика.
- Почему решили стать врачом? Кто или что повлиял на выбор будущей профессии?
- В восьмом классе нужно было выбрать направление углубленной подготовки. В математике я себя никогда не видела. Видя работу мамы, а она у меня учитель, мыслей идти в педагоги как-то не возникало. А вот профессия врача была мне по душе.
- А почему выбрали хирургию? В медицине же масса куда более «женских» специальностей – терапевт, педиатр, гинеколог…
- Не спорю, работа тяжелая. Ежедневно приходится стоять по несколько часов в операционной. Профессиональные болезни хирургов – хондроз и варикоз – дают о себе знать очень быстро. Мое стопроцентное зрение «село» от яркого света ламп, сейчас все делаю в очках. Ну и морально в онкологии врачам приходится очень непросто.
Даже самые опытные и авторитетные хирурги когда-то были молодыми специалистами.
Фото: Екатерина СЕВОСТЬЯНОВА
Но мне нравится эта работа. Нескучная, мобильная, всегда разная, в чем-то даже творческая. Нравится спасать людей, дарить им годы жизни и возможность прожить их полноценно. Где еще в медицине так явно можно помочь больному руками, кроме как в хирургии? Когда ты провел успешную операцию, выложился на всю катушку и получил тот результат, который хотел, ощущаешь нереальный драйв.
- Студенческий образ профессии сильно изменился с началом работы?
- Кардинально. Пока ты еще только учишься, многие вещи видятся сквозь «кружевное покрывало». Когда начинаешь работать самостоятельно, когда в операционной перед тобой лежит не манекен, а живой человек, когда после операции больной смотрит на тебя глазами, полными надежды, - вся романтика улетучивается.
- Выходит, образ врача в популярных фильмах и сериалах далек от истины?
- Многие не понимают, что задачи у экранного образа и реального врача совершенно разные. Первый вас развлекает, делает более приятным ваш вечер или выходные. В реальной жизни все намного сложнее. Лично я - «за» правдивое кино о профессии врача. Хотя бы иногда.
Вообще телевидение сильно искажает представление о медицине. Малахов, Малышева, Агапкин… Порой, такие казусы слышишь из уст этих врачей, что просто кошмар. Самое страшное, что больные им верят - «по телевизору, на первом канале сказали, или в интернете написано» - и от нас требуют выполнять их так называемые «рекомендации», которые даже на 5% не являются верными.
- Расскажите о самых первых шагах в медицине: что удивило, что поразило, что оказалось из серии «вот уж никак не ожидала»?
- Самые яркие впечатления, когда видишь пациента с нестандартной ситуацией или редким заболеванием. Помню больного – у него по всему телу, даже на мошонке (поэтому и пригласили на консультацию онкоуролога) были рассыпаны мелкие шишки. Оказалось - беспигментная меланома, которая встречается крайне редко. Еще помню пациента с зеркально расположенными органами, то есть сердце и желудок не слева, а справа, а печень, наоборот, - слева. Тоже было очень удивительно.
Ну и конечно – первая операция. Ярче впечатления сложно придумать!
Во время операции.
Фото: Екатерина СЕВОСТЬЯНОВА
- Не было страшно?
- Конечно, было. Во время ассистирования ты видел это сотни раз, все знаешь, все помнишь, но когда начинаешь делать самостоятельно, немного теряешься. Чувство ответственности перед пациентом, перед коллегами, которые тебе доверились, – это нереальный адреналин и невероятное счастье позже, когда понимаешь, что у тебя все получилось. Помню, я в одинаторской долго не могла успокоиться, то и дело вскакивала: «А-а-а! Я сделала почку!»
- На какой по счету операции это чувство прошло?
- Оно не прошло. И никогда не пройдет. Волнения, конечно стало меньше. Но чувство ответственности всегда зашкаливает, ведь даже небольшая по объему операция – это всегда потенциальный риск. Если все получилось, как было задумано, если операция прошла с максимальной пользой для пациента, выходишь из операционной никакая, но невероятно счастливая.
- Медики дольше других студентов учатся в вузе. Какие предметы были самыми сложными? Опыт каких дисциплин сейчас оказался максимально важен и полезен?
- Да все было важно, как оказалось. Сложно было с анатомией – там невероятный объем информации. Да еще и на латыни! Когда ты только пришел из школы, первое время кажется, что голову просто разорвет - выучить все это нормальному человеку невозможно. Но без знания всех тонкостей анатомии в хирургии делать нечего.
Не любила фармакологию, точнее тестовый формат оценки знаний. В этом смысле я не поддерживаю современную систему образования, все эти ОГЭ и ЕГЭ. В медицине слишком много всяких «если». Это «рассуждательная» дисциплина, не даром принципиальные решения о тактике лечения пациентов принимаются на консилиумах, где присутствуют врачи нескольких смежных специальностей.
- Как вы растете в профессиональном плане?
- Читаю книги, смотрю видео сложных операций в Интернете. На сайтах онкологов и онкоурологов постоянно выкладывается много интересных статей. Всегда большой шаг в профессиональном росте – это переход на более сложные операции.
- В какой момент принимается такое решение? Инициатива исходит от врача или руководителя?
- Мы просимся. Долго просимся (смеется). Но ведь через три года работы начинать сложные операции неоправданно рано. Я это понимаю. Например, некоторые операции выполняются в малом тазу в условиях ограниченного доступа и визуализации. Там находятся крупные жизненно важные органы и сосуды, их травматизация может привести к инвалидности или даже смерти пациента.
- Сейчас вы на каком «уровне» находитесь?
- Простатэкомии я уже самостоятельно выполняю. Теперь моя цель – цистпростатэктомии. Это одновременное удаление простаты и мочевого пузыря – технически очень сложная, длительная операция с большим количеством возможных осложнений. Я пока сама еще не готова взяться за это, но очень хочется.
Кстати, надо отдать должное нашему заведующему - он всегда переводит молодых врачей с этапа на этап очень дозировано. Нельзя, чтобы выросла корона. У врача ее не должно быть в принципе, в таком состоянии чаще всего случаются ошибки. А врачебные ошибки очень дорого стоят. И наш Сергей Александрович (Варламов, заведующий онкоурологическим отделением Алтайского краевого онкологического диспансера. – Прим. Ред.) это понимает.
- Позволяете более молодым врачам давать вам советы?
- Я и сама могу спросить, ничего «такого» в этом не вижу. Можно ведь год работать, а знать больше многих. Равно как и наоборот. Мы вообще всегда стараемся обсуждать сложных пациентов. В этом плане у нас очень хороший, мудрый, коллектив.
- Что занимает вашу жизнь, когда на вас нет белого халата? Чем увлекаетесь? Как отдыхаете?
- Раньше, пока позволяло зрение, любила рукоделие. Сейчас встречаемся с друзьями, ходим в кино, музеи. Езжу с мужем на рыбалку. Он по-настоящему, а я так – удочку позакидывать. А вообще, времени на отдых и увлечения почти совсем не остается. Я часто ухожу из диспансера задолго после окончания рабочего дня. Иногда приходится задерживаться до 7 – 8 вечера.
- Что бы вы пожелали своим коллегам-врачам в день медицинского работника?
- Здоровья, терпения и поменьше бумажной работы. А еще - чтобы руководители обязательно замечали ваш труд и ваше стремление к лучшим результатам. И благодарных пациентов. Когда ты каждому отдаешь частичку себя, очень важно чувствовать и знать, что они это понимают и ценят. Успехов в работе и всегда хорошего настроения!