Варенье с Будкеевской заимки. В Барнауле презентовали шикарную книгу

Речной вокзал. Фоторепродукция из личного архива народного художника Михаила Будкеева

14 марта в Государственном художественном музее Алтайского края презентовали монографию-альбом «Михаил Будкеев. Народный художник России». Книга сразу же после издания стала библиографической редкостью.

В альбоме о талантливом народном мастере, оставившим огромное наследие, представлены не только шикарные фоторепродукции картин, раритетные семейные фото, но и материалы дневников, которые Михаил Яковлевич вел много лет. В том числе впервые публикуются его путевые заметки о Монголии. Предлагаем вам несколько отрывков из уникальных дневниковых записей человека, прошедшего и первые коммуны, и Курскую битву, и стройки, перестройки.

С женой М.И. Буровой, 1976 г. Фото: из личного архива народного художника Михаила Будкеева

В воспоминаниях, которые мы публикуем речь идет о довоенных и послевоенных годах, а также о путешествии в Монголию в восьмидесятых годах прошлого века.

***

«Когда жили в Будкеевской заимке, в окрестностях по буграм и долинам росло много ягоды - клубники, в сограх - смородина дикая. Отец и мать со всеми нами ребятишками между покосами находили время для сбора ягод. Мы выезжали на телеге и набирали помногу. Дома начиналось священное действо - изготовление варенья. Помню, мать очень внимательно следила за этим процессом. Варенье готовили на мёде, и надо было вовремя остановиться при варке, чтобы не переварилось. В общем, были какие-то свои секреты. Но варенья были такие ,каких я более не встречал в своей жизни. Отец, как потомственный пчеловод, держал свою пасеку. Сначала это были дуплянки. Они тщательно выдолблены из довольно толстого бревна, в виде бочки. Я сейчас точно не помню подробные детали, только помню, как отец позволял нам - мне и брату Василию - угощать всю ребятню нашей заимки».

Курсанты Канской летной школы Будкеев и Ефимов. Фото: из личного архива народного художника Михаила Будкеева

***

«Я как самый малый в семье из мужчин, весной после вспашки - боронил верхом. У нас были две лошади, мне доставался старый смирный Карька. Боронить надо было в несколько следов, а если целик, то больше. Меня для надёжности отец привязывал к седлу. Не дай Бог задремать: можно было угодить под борону. Задача была направить Карьку по следу и не сбиться со счета - сколько раз надо было проехать по одному следу. Старший - брат Василий - его задача чистить борону и выбрасывать с полосы корни травы и прочую сорность. После вспашки под лён и боронования, помню, постоянный обычай на полосе бросать вверх варёные яйца, чтобы вырос хороший, высокий лён. После всходов посева - вручную тщательная прополка сорняков. На пашне были хорошие условия для выращивания бахчёвых - арбузов и дынь. Помню особенно много хороших, больших арбузов на солнопеке (солнцепеке), и это было далеко от воды, без поливов».

В мастерской, 1961 г. Фото: из личного архива народного художника Михаила Будкеева

***

«Нашу артель перевезли позднее. Коммуна уже существовала. Когда мы приехали, там уже были построены длинные одноэтажные деревянные бараки, по 10-15 квартир - если их можно было так назвать. Это сплошные стены - деревянные, разгороженные просто плахами и тёсом, отштукатуренные и побелённые. То есть одна стена из плах на две квартиры — с одной стороны битая глиняная печь и с другой стороны — во второй квартире — такая же печь. Почти во всех квартирах со временем появились щели — сами по себе, а порой искусственные - руками ребятишек-соседей.

Михаил Будкеев. Фото: из личного архива народного художника Михаила Будкеева

Тараканы и клопы были общие, семейные секреты общие, коммуна тоже по принципу — всё общее. Таких бараков одноэтажных было где-то три или четыре. Напротив одноэтажных столько же было двухэтажных. В одном из таких двухэтажных квартир, кроме жилья помещалась школа — она служила также клубом, где демонстрировали кинопередвижку и даже ставили свои коммунарские спектакли. В этом же двухэтажном доме, на первом этаже размещалась коммунарская столовая, где готовилась пища на всю коммуну.

Коммунары, особенно коренные, были очень ревнивы и агрессивны по отношению к вновь вступившим. Это проявлялось во всём: был такой неестественный местный «патриотизм». Для вновь вступивших - жильё похуже. За обедом все ходили в столовую с вёдрами. Суп пожиже, лапша и каша — тоже, да ещё и в последнюю очередь.

После привычной, единоличной, простой, но питательной и сделанной по своему привычному рецепту еды, коммунарская не поддаётся описанию».

***

«Новосибирское пехотное училище запомнилось холодной зимой и ускоренными выпусками. Часто зимой днём и ночью проходили войсковые учения, сразу почувствовалась разница в рационе питания, все имеющиеся вещи из гражданки обменивались на продукты или продавались. Учебный взвод, которым командовал лейтенант Ступак, по своему составу был интернациональным, впрочем, как и все другие. Он несколько раз подавал рапорты для посылки на фронт, но как ценного преподавателя, и вообще, как человека стоящего, с большим сроком службы, его не отпускали. Мне, конечно, для прохождения программы подготовки было легче, чем другим: все необходимые знания по уставам я знал, приходилось внимательнее вникать в тактические занятия по командованию стрелковым взводом.

Старая баржа, 1952 г. Фоторепродукция из личного архива народного художника Михаила Будкеева

Вскоре состоялся выпуск с присвоением звания лейтенант. Училище располагалось в Новосибирске, и здесь мне впервые в жизни удалось увидеть настоящее искусство живописи в подлинниках. В Новосибирском оперном театре экспонировался ряд произведений, эвакуированных из музеев и галерей Москвы, да возможно и из других городов СССР».

В меланжевом парке, 1964 г. Фоторепродукция из личного архива народного художника Михаила Будкеева

***

«На окраине какого-то села было затишье, все находились в окопах — кто приводил своё оружие в порядок, кто подправлял бруствер окопа, кажется, ничего не ожидалось. Командир соседнего взвода собрал людей у себя в окопе с небольшим перекрытием, и они о чём-то они беседовали, слышалось веселье. Вдруг артиллерийский и миномётный обстрел, прямое попадание снаряда в этот блиндаж — и все погибли. В моём взводе ранило пожилого солдата осколком в лицо, его всего залило кровью, но это было, видимо, не очень серьёзное ранение. Я находился рядом, сделал ему перевязку. Он был в сознании и сказал, что сам дойдёт до санроты».

***

«Тамара Борисовна - заведующая нашим отделением — часто бывала в нашей палате. Читала много стихов, например, Есенина знала всего наизусть. Майор Лихонин также читал стихи, они сменяли один другого, и ещё он очень хорошо играл на гитаре и подпевал красиво и мелодично. Сам он был очень красивый и добрый, рослый, подтянутый очень интеллигентный, чем-то напоминал Михаила Жарова в молодые годы. Николай Игнатов сухой, также стройный, с чёрными густыми бровями, чуть заостренным, гоголевским лицом. Он артиллерист, до службы в армии - архитектор. Когда все мы поближе познакомились, он меня учил рисованию, конечно, насколько это можно было в условиях госпитальной палаты - показывал и объяснял, говорил, что надо поступать в специальное училище, так как для того, чтобы стать художником, необходимы профессиональные знания и система подготовки. Видя мои скромные успехи, говорил: «вернёшься домой — учись на художника». В это время у меня и созрела мысль — выбрать творчество».

Улица Ползунова, 1953 г. Фоторепродукция из личного архива народного художника Михаила Будкеева

***

«А 1947 год — это не война, не фронт, это другой «фронт», тут, куда не повернись, всё чего-то не хватает. А в моём положении не хватало всего, начиная от опыта и знаний как выжить. Работая в театре, я, казалось бы, что-то уже мог и умел, даже повысили в должности, приходилось ночами стоять в очереди за хлебом по талонам. В театре зарплата была небольшая, да и в художественной мастерской заработки были небольшие. Жил я у тётки Аксиньи без прописки, а ходить в мастерскую, а потом в театр было далеко и всегда пешком. Автобусов и трамваев тогда не было».

Зимняя лодка, 1960 г. Фоторепродукция из личного архива народного художника Михаила Будкеева

***

«В театре главным художником был Смородкин Михаил Павлович. Он был направлен в Бийск после отбывания заключения на Колыме, с ограничением по местожительству. Его осудили за то, что в рисунках на обложках тетрадей нашли какие-то дополнительные штрихи, похожие на шаржи или карикатуры на вождей. Он возглавлял типографские издания. Родом он из Шуи, под Москвой. В заключении обморозил ноги и потому прихрамывал, ходил с тростью. Он был, пожалуй, самый образованный и большой как художник».

Из Монгольских дневников

«Неотвратимо приближается конец нашей работы в МНР, время командировки заканчивается, а сделано мало и незначительно по качеству.

Саранцэцэг, дочь Монголии, 1982 г. Фоторепродукция из личного архива народного художника Михаила Будкеева

Сегодня писал пеганку среди множества юрт.

Понимающий по-русски учитель в сомоне нашёл, по его мнению, лучшую лошадь (пегую), её привёл хозяин, и всё время был с ней рядом. Хозяин - Амалгэрэл, пенсионер, и это его личная лошадь. Жильцы юрт облепили со всех сторон, кругом дети и старики, и хорошо, что среди них был учитель Очир. Он переводил мне и просил их не мешать мне работать, но и это бесполезно. Он говорит, что они критикуют, говорят не похоже. Это было в начале, когда я начал писать, потом опять какой-то ропот и специфическое, какое-то цокание языком. Учитель говорит, что «теперь пеганка похожий» — когда я её прописал.

Потом через учителя договорились на завтра, ветеран с удовольствием согласился позировать верхом на пеганке, остался очень доволен, и просил выслать ему фотографию.

После окончания этюда учитель пригласил к себе в юрту. Угостил чаем и архи, и спросил, что он может мне подарить на память — показал бронзовые статуэтки лам и богинь, но я сказал, что могут их забрать на таможне. Потом они посоветовались с женой и предложили древнюю монгольскую живопись, примерно 30х40. Она может сворачиваться на деревянный стержень (при перекочевке) и к ней ещё 3 или 4 маленьких, также на сюжет религиозный, в той же технике, на очень тонком холсте. Краски сделаны по особому рецепту. У учителя много ценных книг по изобразительному искусству, и он даже выписывал журнал «Огонёк». Я мог ему подарить только складной нож, а по возращении домой, ему выслал набор мельхиоровых ложек и ценную книгу по изобразительному искусству через Содномцерена, который тогда работал в сомоне и хорошо знал учителя».

Табунщики Курая. Фоторепродукция из личного архива народного художника Михаила Будкеева

Читайте также

«Сняли покрывало, народ обомлел». Барнаульский краевед написал книгу о красных директорах

Исследователь раскопал уникальные факты об истории производств в Барнауле (подробнее)