Рождественская ярмарка на Красной площади.
Фото: Евгения ГУСЕВА
Сочельник, минус 25. Рождественский мороз. Стоим с четырехлетним младенцем на остановке, от боли я шепчу молитвы.
- Мама, почему ты плачешь?
- Мне очень холодно, сынок.
- Давай, я буду тебя греть!
Обнимает, в районе колен. Какая ерунда, что вчера он почистил в прихожей стену гуталином. И разорил братову копилку. И принес кусок мраморной крошки, которой посыпают улицы, и уверял, что у него выпал зуб: требовал зубную фею.
- Мама, тебе теплее?
- Да, сынок. Теплее… на сердце.
- Давай, ты меня возьмешь на руки?
Беру, малыш прижимается к моему лицу лицом и греет меня дыханием, мы - одно целое, закрытое с двух сторон капюшонами. И не тяжело совсем, и не больно. Бог есть любовь.
- Мама, я тебя грею. Мама, мы умрем?
- Нет, сынок, мы спасемся.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Авоська делает мир добрей
Ульяна Скойбеда, обозреватель "КП"
Падает снег. Пришло время добрых историй. Я хочу рассказать вам одну идею, которая живет в моем сердце уже несколько лет. Я баюкаю ее, как ребенка, берегу, как огонек свечи ветреным вечером. Все хочу поделиться с вами, и не знаю, с чего начать.
В 2014-м году, в это же время, я шла по заснеженной Тверской с ребенком и набрела на яркую витрину. В ней висели авоськи (подробности)